Три недели из жизни лепилы (Олег Мальский) - Глава 7

Глава 7

2 января 1991 года.

Второго января я развернул бурную деятельность по материальному обеспечению многообещающего свидания.

Аспирантская стипендия - сама по себе небольшая - грянет только в конце месяца. Взяток я не беру. Точнее, не дают. А теперь и взаймы не дают - в этом я убедился после часового блуждания по корпусам. Мои обычные кредиторы чесали затылки и разводили руками. Праздники!

Вместо денег предлагали прошлогодние сплетни. Цены повысят. Штаты сократят. Зловредная Молотило трахнула Моргулиса.

Значит, уже утешилась. Ей проще.

Моргулис стоял в моем списке последним.

Эдуард Ионыч - добрейшей души человек, отменный реаниматолог, примерный семьянин по третьему разу и отец двухмесячной малышки.

Когда я, стуча зубами, ввалился в ординаторскую "нейрореанимации", Эдуард Ионыч уже высыпал на "Советскую Культуру" недельный запас табака - для просушки - и прочищал трубочку.

- Олежка! С Новым годом, с новым счастьем! Проходи, садись. Чаю?

- Спасибо, и вас также. Я на минутку. С банальной просьбой. Не одолжите "полтинник" до зарплаты?

- Шутишь! Рублей двадцать осталось. Тебя десятка устроит? Погоди, мне еще долг обещали вернуть. Завтра. Тебе срочно нужно?

- Да-а... Ладно, спасибо. Выкручусь как-нибудь.

Я согрелся и задумался. Эдуард Ионыч развалился в кресле и закурил.

- Ты чего такой смурной? Случилось что-нибудь?

- Да-а... Не знаю даже...

- Выкладывай.

- Эдуард Ионыч, у вас нет знакомого венеролога?

С видом заговорщика Моргулис оттащил меня в расположенный по соседству склад оборудования для научных изысканий, которое в отделении почему-то называют лабораторией.

- Что подцепил?

- Кабы знать. Рези при мочеиспускании, выделения.

- От кого? Как мужчина мужчине...

- Только вы...

- Ни слова больше! Могила! Так от кого?

- От Ленки Молотило.

Моргулис переменился в лице.

- Когда?

- Дня четыре назад. Или пять.

- Ты уверен, что от нее?

- Больше не от кого.

- Когда началось?

- Вчера утром. Подарочек на Новый год!

Моргулис присел на край стола и чуть не опрокинул осмометр.

- Все сходится. Инкубационный период, симптомы. Трихомошки.

- Или триппер.

- Бля... Я ведь с ней тоже того...

- Правда? Оба будем мазки сдавать.

Нехорошая шутка, злая.

Через пять минут после начала моего единственного на сегодня наркоза в оперблок "нейрохирургии" перезвонил Чикес.

- Где ты все утро бродишь? Второй час тебя ищу.

- Ходил с протянутой рукой. Не одолжите "полтинник" до зарплаты"?

- Зачем одалживаться? Честно заработаешь.

Чикес вкратце обрисовал мои перспективы.

На рождество в ГБО перевели молодую грузинку. После родов развилось атоническое маточное кровотечение. Экстирпация матки, диссеминированное внутрисосудистое свертывание крови, трахеостомия, ИВЛ, пневмония, сепсис. Несмотря на продолжающиеся трансфузии, нарастает анемия. В кабинете переливания кровь третьей группы закончилась. А девочка - единственная дочка состоятельных родителей, которые сразу организовали у нее индивидуальный пост из свободных медсестер того же ГБО, а также отдых и питание дежурных бригад. У дверей отделения круглые сутки дежурят две "тачки" для оперативной доставки гамбургеров из "Макдональдса", "пепперони" из "Пиццы-хат", сигарет и сухого вина в ассортименте. Что покрепче - сухим пайком.

До конца наркоза досидел с трудом. Шел и боялся - до этого сдавал кровь один раз, да и то чуть не грохнулся в обморок. Не выношу вида собственной крови.

После удаления полулитра ощутил необычайную легкость. Хотелось воспарить над землей, и в то же время хотелось гнуть подковы. Слабости не было.

Анжелика Семеновна подвесила флакон и угостила чаем. Филипп Исаич великодушно разрешил полетать на F-16.

Через пятнадцать минут девочка умерла.

Все впустую. Как всегда.

У Паши от праздников остался двухлитровый кувшин домашнего яблочного вина. Парадокс, необъяснимый ни одной из существующих наук - точных и не очень. Чудо в Кане Галилейской.

Паша встретил меня по-домашнему: в старом халате и тапочках на босу ногу.

- Давненько я тебя не видел.

- Работы много.

- У всех много работы.

Вино было отвратительное.

- Как Новый год?

- Как обычно. С предками в подмосковном городе-герое.

- А я дежурил.

- Затрахали?

- Не то чтобы сильно. Но часы сломали.

- Кто?

- Барабашка.

- То есть?

- Ну полтергейст, параллельные миры, окна во времени... Слышал, наверное, об аномальных явлениях?

- Наверное слышал.

- Наступил год аномальных явлений. Астрологи обещают самый тяжелый год в российской истории. Нашествие черных сил, дьяволизм и прочая чертовщина.

- Дедовщина.

- Это для тебя актуально.

- И что же часы?

- Остановились синхронно с сердцем тромбоэмболической бабушки. Секунда в секунду.

- Бабушка была после какой операции?

- Только готовилась на мастэктомию*. И врезала. Один раз завели, вызвали сосудистую бригаду.

- Короче, бабушку не спасли?

- Не-а. После эмболэктомии* опять "встала". Вместе с моими часами. Загадка природы.

* Удаление молочной железы.

** Удаление тромбоэмбола, перекрывающего просвет сосуда.

Мои загадки датировались старым, 90-м годом, но были еще загадочнее. Зайчук позвонил в 6-ой судебный морг, который (в частности) обслуживает Боткинскую, чтобы узнать о результатах вскрытия бедолаги-таксиста. Труп туда не поступал.

- Бывает...

- Это еще не все. После дежурства пришел домой, выпил водки и лег. Поспал, купил портвейна, но влезло только полбутылки. Закрыл пробкой - точно помню - и поставил в бар. Утром бутылка открыта, портвейна на донышке. Пробки нету. Ни в баре, ни на полу - нигде.

- А в ведре смотрел?

- Ты на что намекаешь?

- Ни на что я не намекаю. В аномальные явления верю, у самого совсем недавно был подобный случай. Первого отец повез всех на ВДНХ. Нашли стоянку, припарковались. Стали вылезать, ветровое стекло разлетелось вдребезги. На мелкие кусочки. Рядом крутилась бабка в платочке...

- Стреляли...

- Ни хрена. И мороз был несильный.

- И стекло было каленое?

- Каленое.

- Говно.

- Новое.

- Новое говно.

Я посмотрел на часы. "Свотч", кварцевые. Купил в Германии за тридцать марок. По меткому определению Паши, новое говно.

- Ты сегодня на тренировку не идешь? - вторник его день, - График поменяли?

- Не знаю. Третью неделю не хожу.

- Совсем забросил?

Паша пожал плечами.

- Зря. Пятнадцать лет ходить и бросить.

- Тринадцать.

- Все равно. Ты в дежурантах?

- Мой стиль.

- Стиль удобный. Можно квасить каждый день. И еще на дежурствах.

- И на дежурствах. Кого е*ет чужое горе? Ты еще вспомни про сахар, соль, сливочное масло и два яйца в неделю...

- Какие яйца?

- Куриные. Не Демиса Руссоса, конечно. Еще не забудь о вреде курения, - он смачно затянулся и закашлялся, - Диета, бег трусцой... все пустое. В среднем наш брат еле-еле дотягивает до пятидесяти. Считай, год работы анестезиологом - за два на... на...

- На "гражданке".

- Если хотите. Причем "практически здоровые" не шибко отстают от больных.

- Старик, эти слухи циркулируют чуть не с середины шестидесятых. Американцы опровергли их в пух и прах.

- Американцы, говоришь, - Паша криво усмехнулся, - Можно поинтересоваться, сколько кубометров в минуту пропускает "кондишн" в твоей операционной?

- Какой "кондишн"?

- А-а, пардон, в Боткинской перешли на активное дренирование отработанных газов.

- Нет.

- Не-ет? А как часто вы замеряете концентрацию летучих анестетиков? Что-о? Вообще не проводите? Мы тоже. А Национальный институт профессиональных заболеваний рекомендует... Успокойся, - Паша похлопал меня по плечу, - Там профвредностей не меньше. Одно общение с хирургами чего стоит. Только права качать нам нигде и никогда не дадут.

- То есть?

- А то и есть... Ты слышал про лондонское такси?

- Нет.

- В те же шестидесятые один чокнутый британский кардиолог заинтересовался стрессовыми ситуациями у профессиональных водителей. Навесил на таксеров холтеровский мониторы.

- И что?

- А ничего. В том-то и дело. Соискатель успел выяснить, что средний таксист за среднюю смену переживает шесть предынфарктных состояний. Потом тему закрыли.

- Почему?

- Хороший вопрос. В мирное время обществу не нужны герои. Тем более мученики. Придется переплачивать. Представь свою ЭКГ во время самого банального наркоза, - Паша закурил и усмехнулся, - ЭКГ, твою мать! Утром на абортах руки дрожат так, что в вену попасть не могу. Даже если в палец толщиной. Чтобы набрать калипсол*, фиксирую кисти на бедрах. Когда кончаются лекарства - большой праздник. Травлю теток закисью. Правда, под закисью царапаются, - Паша показал красные следы на предплечьях.

* Одно из торговых названий кетамина.

- А я думал, знакомая киска.

- Киски давно не наблюдались в поле зрения. Голых баб вижу только на чистках. Тут недавно усыплял одну "блатную". Такая цаца! От греха позвал анестезистку. Ввели семьдесят пять миллиграммов. "Что ощущаете," - спрашиваю. А она, уже отъезжая: "Запах перегара".

- Ха-ха.

- Ты тоже не больно веселый. Как с Англией?

- И ты, Брут? С Англией фуево. Батыриха оценивает мои шансы от нуля и ниже. Говорит, есть другие варианты. Какой-то м-р Кляйн из Австрии грозится отправить всех желающих в Саудовскую Аравию. Раздала отксеренные анкетки. Я заполнил, послал по указанному адресу.

- Сам виноват. Хочешь отхватить сладкий кусок - не вы**ывайся. Сиди смирно, лижи жопу. А ты: девочки, кооперативы, невыходы на работу...

- Кому нужна такая работа? Компиляция, профанация и фальсификация.

- Дарвинизм, морганизм и социал-онанизм. Терпи. Бог терпел и нам велел. До тебя же терпели!

- Терпение на исходе. Аспирантура достала. Когда вижу старушку, вспоминаю Раскольникова.

- Ой ты! Да вас не так е*ать надо! Коллектив только распусти... Анус в тонусе, когда пенис в анусе.

- Я бы ей самой засадил. Да боюсь вырвет. Когда говно попрет из августейших ушек.

- И что зря пи**еть? Надеюсь, ты ни с кем не обсуждаешь так откровенно свои проблемы?

- Только с тобой.

- Со мной можно. Но лучше молчать. Почитай Брюса. Психология боя есть психология жизни. Не намахивайся. Не обозначай удара. Никаких стоек! Бей внезапно и наповал. Когда уже некуда отступать. Но мой дружеский совет, - он затушил папиросу и выплеснул из кувшина осадок, - Уже из японцев. Спокойно сиди на пороге своего дома, и когда-нибудь мимо пронесут твоего врага. Ногами вперед. Да хватит о грустном. Как у тебя с бабьем-с?

- Снова встретил... Может, получится.

- Обязательно получится. Все определяет положение звезд на небосклоне. Сойдутся правильно - и получится. Кровать сломаете.

- Ломать придется на сухую. В кармане шиш.

- А на сухую слабо? Боишься потерпеть фиаско?

- Чего бояться? После тебя я - лучший кунни-лизатор в Москве.

- И ано-лизатор?

- Не пробовал.

- Проанолизируй как-нибудь. Неотразимая штучка. Ладно, не кисни. Так и быть, помогу.

Он удалился. Из маленькой комнаты донесся шум расшвыриваемых в разные стороны предметов.

Приободрившись, я уже накручивал диск телефона.

- Дежурного доктора, пожалуйста.

Через минуту Аня взяла трубку.

- Здравствуй. С Новым годом! С новым счастьем! - последнее слово я произнес тихо, нежно и с глубоким, прозрачным до наготы смыслом.

- Здравствуй, Олег. С Новым годом.

Ее голос звучал строго и печально. Как дамские шпильки по могильной плите.

- Я так соскучился! Вроде всего четыре дня... Когда ты сможешь?

- Олег... мы не должны встречаться. Так нельзя. Как потом я буду смотреть Венере в глаза?

Ах, эта старая, подлая сука!

- Но в ресторане...

- Считай это затмением. Я вела себя, как последняя... Моя ошибка. Прости. И не звони мне больше. Пожалуйста!

- Но как же... - в ухо противно загукало.

Отбой. Не сошлись.

Паша протянул мне "смирновку".

- Откуда?

- От верблюда. Борзые щенки.

- В мире животных.

- В мире ублюдков.

- Спасибо.

Я убрал пузырь в сумку и встал.

- Успешно?

- Вполне.

- Сразу в бой?

- Знай наших!

- Знаю...

Воздух Марьиной рощи приятно холодил лицо. Уже стемнело.

Куда идет этот троллейбус?

В сентябрь 89-о.

Мона - это болезнь. У меня она протекает в тяжелой форме. Бывают и ремиссии. Но как вспомнишь тот роковой сентябрьский вечер, когда Мишкины проводы самым непредсказуемым образом схлестнули нищего советского врача и темнокожую звезду авангарда, болезнь обостряется.

Четыре месяца я не мог решиться на продолжение знакомства. Когда, наконец, позвонил, Мона без подсказок назвала меня по имени и сразу согласилась встретиться.

Мы бродили по залам ЦДХ, гуляли по зимней Москве... Я хотел ее дико. Но это не помешало мне заметить за соблазнительной оболочкой интеллект, остроумие и оригинальность.

Что ее привлекало во мне? Видимо, то же самое.

Через неделю я оказался в ее четырехкомнатной квартире на Смоленке с двумя спальнями и студией.

Мона показывала мне картины. Я в этом ни шиша не понимаю и, больше, чем картины, рассматривал Мону.

Она проста в общении и не закомплексована. Когда я хочу ее увидеть, звоню и приезжаю. Даже если работает, охотно устроит перекур. Куревом обычно дело не ограничивается. Мона - девушка нежного возраста и хрупкого телосложения, но потребляет разнообразные крепкие напитки наравне с мужчинами. Мужчины сиживают у нее частенько. Влюбленные одиночки вроде меня, представители свободных профессий - малыми кучками.

Мона не монашка и не скрывает этого. Ругает финские "спирали" ("Или я какая-то ненормальная, что залетаю даже от поцелуя?"). Осуждает хамство в кооперативных абортариях.

Интересная девушка. Интересно рассказывает. Ее интересно слушать. И я слушал. Пока не понял, что еще неделя, и меня вы черкнут из списка потенциальных половых партнеров. Запишут в хорошие знакомые, а таковых предостаточно.

Предпринял лобовую (точнее, лобковую) атаку. Пригласил девушку "в гости к другу". Мона любит ходить в гости не меньше, чем принимать гостей, поэтому ее не испугала даже поездка за пределы МКАД.

Когда я вставил ключ в замок, Мона спросила: "А друг-то где?" - "Вышел".

Улыбнулась.

Потом шампанское, "Мальборо лайт", фрукты с рынка, "Би Джиз" и Саймон с Гарфанкелом.

"Я не люблю медленные. А быстрые не умею".

Мне все-таки удалось вытащить ее из-за стола. Она хорошо танцует. На осторожные приставания никакой реакции. Конгениальный способ поставить мужика на место.

Но у меня все на месте и уже стоит. Я упорствовал. "He надо" - "Но почему?" - "Я потеряла интерес к мужчинам" -"?!"- "Мне кажется во мне умирает лесбиянка".

Я просто осел. Или осёл.

В полночь девушка попросилась домой.

На последние деньги я взял такси до Смоленки и обратно.

На душе было хреново. Все "транки" куда-то подевались. Или закончились. Шампанское на меня не подействовало, а больше выпить нечего.

Заснуть не удалось. Под утро закончились сигареты.

Минуты тянулись, как резиновые.

Я поскреб двухдневную щетину. Надо бы побриться.

Из зеркала на меня посмотрел седой старик. Я встряхнул готовой. Старик дернулся и исчез. А ведь сегодня, то есть вчера, кетамина не было.

Кстати о кетамине. А почему бы и нет?

На следующий день Мона без колебаний согласилась расширить границы своего сознания.

Дверь мы заперли, телефон отключили. Зашторили окна, плюхнули в "пепси" по дозе и чокнулись. Девушка легла на ковер и погрузилась в себя. Я приглушил "Мэднесс" на ее двухкассетнике и расположился рядом. Не встретив никакого сопротивления, осторожно снял короткую кофточку. Уже расстегнул молнию на юбке, когда заплакала дочь Моны от первого брака Алиса.

В тот же миг Мона вернулась из неведомых мне далей, смерила коварного соблазнителя уничижающим взглядом, привела себя в порядок и отправилась спать к Алисе. Оставив меня догуливать по галерее Уффици.

С тех пор я больше не распускал руки. Опасался снова наткнуться на гладкий - отполированный моими удачливыми предшественниками - лед.

Действовал словом. Хвалился своими победами, пытаясь разбудить ревность. Несметное количество раз признавался Моне в любви, в том числе на коленях.

Звонил ей по пьяни. Звал замуж. Она смеялась. Я хамил. Расставались "навсегда". Через две-три недели приезжал - выбритый до синевы и с подарками для маленькой красотки Алисы. Алиса служила эдакой палочкой-выручалочкой. Мостиком к маме.

Одна моя хорошая знакомая говорит, что мне проще дать, чем объяснить, почему не хочешь. Мона находила все новые и новые отговорки, например: "У меня очень большие запросы. Вдруг ты не сможешь меня удовлетворить!"

Сначала попробуй, а вдруг смогу?

Или: "Дружба кончается, когда начинается постель. Мне жалко терять еще одного друга".

Я на собственной шкуре почувствовал, что такое синдром Уолтера Митти. Лежа на Венере, закрывал глаза и трахался с Дездемоной.

Хороша дружба!

Последний раз я видел Мону неделю назад и в общих чертам знал ее планы на праздники. Отослать ребенка к маме и усиленно готовиться к выставке в Италии.

Прекрасная мулатка немного удивилась незваному гостю. Обрадовалась короткой передышке. Сменила перепачканную красками робу на джинсовый сарафан. И совершенно преобразилась.

Стиль у нее своеобразный. Яркий макияж, броские "цацки", негритянские косички, ленты и банты, колготки немыслимых цветов. Все это притягивает блеклых и скучных славянских мужчин, истосковавшихся по фестивально-пампасовой экзотике (и эротике), словно магнитом.

Мона наскоро соорудила закусон. Она не соответствует расхожему представлению о "богеме", как прослойке неряшливой, бесхозяйственной, вечно полуголодной и, в целом, беспомощной.

Мона даже не пускает меня на кухню.

Я развалился в огромном мягком кресле - в нем просто нельзя не развалиться, вне зависимости от вашего душевного состояния - и тупо уставился на дверь.

Через несколько минут вошла Мона. Наклонилась к низкому столику. Поставила поднос с бутербродами.

Я с треском сорвал целлофановую обертку с кооперативного "Космоса". Руки заметно дрожали.

Мона села напротив. Поджала ноги. Как Андерсеновская русалочка.

Я щелкнул большим пальцем по торцу и протянул ей пачку. Мы закурили.

Я устало провел ладонью по лицу. Мона с интересом разглядывала меня из-под длинных ресниц.

- Что-то случилось?

- Откуда такая проницательность?

- Откуда такая колкость? Ты даже не поздравил меня с Новым годом.

- Ты наверняка выслушала десятки поздравлений. Одним больше, одним меньше... А я просто хотел тебя увидеть.

- И на том спасибо. И все-таки?

- И все-таки... Утлый челнок вышел из тихой гавани в бурное море. И потек по всем швам. На призывные крики о помощи никто не откликается. Хотя на берегу маячат какие-то людишки.

- В тебе проснулся пессимист? Или ты снова отвергнут? Эти людишки на берегу... они в юбках?

- В килтах. Дело происходит в Шотландии.

Я нервно продегустировал "смирновку" и остался доволен. Мона последовала моему примеру.

- А может я по своей природе бисексуален. Как это заманчиво любить существо одного с тобой вида...

- Это сексизм или мужской шовинизм?

- Маразм. Все мы выродки. У остальных млекопитающих самец похож на самку того же вида. Хотя бы внешне. От соития кобылы с жеребцом получается потомство, а с ишаком нет. У нас все наоборот.

- Кто вдохновил тебя на столь глубокие мысли?

Я встал и обошел ее кресло сзади. Положил руки на хрупкие плечи.

- Ты.

Она звонко рассмеялась и откинула голову назад.

- Это занудство. Сколько можно?

Мои пальцы скользили по бархатистой шоколадной коже от маленьких ушей в обрамлении жестких кудряшек до соблазнительного выреза и назад.

- Медики не могут расстаться со своей скучной латынью даже в компании очаровательной молодой женщины. Что это означает?

- Тебе правда интересно?

- Чертовски интересно.

- Перевод приблизительно следующий, - я сильно сжал тонкую шею, по возможности избегая подъязычной кости и прочих ломких образований.

Мона смотрела на меня испуганно, зло и по-прежнему вызывающе. Ее наманикюренные коготки впились в мои запястья.

Я прикусил губу и не ослабил хватки.

В затуманенных карих глазах промелькну а мольба о пощаде... и нежности.

Я припал к ее рту. Наши языки сплелись в солоновато-горьком поцелуе. Ее руки бессильно упали вниз.

Мона начала сползать на ковер. Я опустился на колени рядом.

Она судорожно хватанула воздух. Под смуглой кожей проступила бледность.

Я прикоснулся к ее щеке. Мона поймала мою руку. По пальцам сбегала кровь.

Мона прижалась губами к вишнево-красной ладони и заплакала.

Я смутно помню, как расстегнул мириады блестящих пуговиц и освободил ее от "упряжи" незнакомой, нарочито усложненной конструкции.

Мона повернула меня на спину и грубо, нетерпеливо, отрывая кнопки и заклепки, проделала со мной то же самое.

Чуть не задыхаясь от восторга, я снова опрокинул ее на ковер и вошел в бешено вибрирующее, огнедышащее чрево.

До последнего вздоха не забуду наших ритмичных криков, наверняка перебудивших всех соседей. Дикой пляски осатанело колотящихся друг о друга лобков и неожиданной силы тонких рук, рвущих на себя мои ягодицы. Феерического, нет, термоядерного экстаза.

Вокруг падали звезды, в ушах шумело. В Мону выплеснулись моря и океаны недосказанного, несделанного, потерянного за эти долгие месяцы.

Как бы я хотел, чтобы она сейчас забеременела! О, проклятая спираль!

Меня распирало от благодарности и нежности. Мои губы сами поползли вниз.

Но Мона осторожно отстранилась и, быстро прошагав пальчиками по моему животу, принялась ласкать и трепать поникшую плоть. Добившись желаемого результата, она оседлала меня и не слезала до полуночи.

Трахалась Мона методично и однообразно. Даже не пыталась разнообразить секс какими-либо ухищрениями. Кончала регулярно, шумно и агрессивно. Расцарапала мне всю грудь и плечи.

В конце концов я сломался.

Окинув распластанное на ковре тело скептическим взглядом, Мона пружинисто встала и ушла в спальню. Куда-то позвонила. Вернулась уже при параде. Дернула "смирновки".

- Ключи в двери. Утром забросишь в почтовый ящик.

- Ты уходишь ?

- Начало неплохое, но требует продолжения. И не шути так больше, Отелло.

Ключевые слова:

доктор

ординаторская

операция

лечение

врач

хирургия

анестезиолог