Три недели из жизни лепилы (Олег Мальский) - Глава 2
Глава 2
2 октября 1988 года
На обшарпанном столе горела лампа без абажура. На промятом за многие годы и многими задницами диване лежала "Неотложная пульмонология" С. Сана. Я лежал рядом, пытаясь сосредоточиться.
За окном крохотной ординаторской операционно-анестезиологического отделения балашихинской ЦРБ, в котором я совмещал со второго курса института (тогда еще в качестве санитара), моросил дождь. Почти стемнело.
Дежурство шло ни шатко, ни валко. Под наркозом вправили вывих в "приемнике", вскрыли постинъекционный абсцесс в первой хирургия и удалили трехлетнему мальчику неизмененный червеобразный отросток.
Как часто бывает в медицине, ненужная манипуляция - в данном случае результат добросовестного заблуждения - повлекла за собой осложнение, которое запросто могло бы отправить человека на тот свет.
Больного осматривал интерн. Интерн сомневался в диагнозе, но не поставил об этом в известность старших товарищей. Ответственный хирург Оскар Ефимович Фин поверил интерну на слово. И никто не удосужился проинформировать анестезиолога о плотном обеде, который мама впихнула в больного незадолго до поступления.
Все спешили. На семнадцать ноль-ноль по первому каналу анонсировали крутой американский боевик.
Ничтоже сумняшеся, я выбрал старый добрый масочный наркоз. Посреди операции началось активное метание харчей. Что совершенно неэстетично и представляет реальную опасность для жизни - рвотные массы могут попасть в незащищенное эндотрахеальной трубкой дыхательное горло.
Пока я тупферами и отсосом очищал ротовую полость, углублял наркоз и успокаивал отсутствовавшую в самый интересный момент анестезистку, Оскар Ефимович - КМН, врач первой категории, заведующий первой "хирургией" и вообще местная звезда первой величины - невпопад корректировал мои действия. Доктор нашего отделения И.Г. Никольская в подобной ситуации как-то послала Фина на фуй. У Никольской муж кэгэбэшник...
Я терпеливо молчал.
Побросав инструменты вместе с "лишней запчастью" в таз, хирурги дружною толпою унеслись к голубым экранам в своих отделениях.
Наш старенький "Темп" упорно не поддается ремонту и вот уже второй месяц прикидывается мебелью. Поэтому я даже не спросил названия кинематографического шедевра.
Мальчика оставил в палате реанимации. На всякий случай. Глаз у Оскара Ефимовича черный, а рука тяжелая.
Тяжелая рука - совершенно особая характеристика специалиста хирургического профиля. Тяжелая рука бывает и у самоуверенных сопляков (Оскар Ефимович давно вышел из этого возраста), и у зашуганных пенсионеров (в эту стадию Фин еще не вошел).
Работал Фин быстро, технично, шил крепко, надежно и всегда был окружен учениками. Но швы расходились, раны нагнаивались или подолгу не заживали. Рассказывали, как однажды Оскар Ефимович привел в "реанимацию" небольшую толпу практиканток из медучилища и с педагогическими целями вызвался собственноручно пропунктировать плевральную полость восьмидесятилетней старушке. За неделю до этого Оскар Ефимович собственноручно удалил старушке желчный пузырь. Операция осложнилась плевропневмонией.
Для начала Фин продемонстрировал опупевшим от значимости происходящего девочкам уровень жидкости на рентгеновских снимках. Потом усадил больную на кровати и, поясняя каждое свое движение ("В седьмом межреберье по заднеподмышечной линии... у вас перчатки для недоносков! ...йод, спирт, новокаин..."), начал анестезию места пункции.
В ту же секунду бабушка захрипела и стала заваливаться на бок. Либо она не переносила новокаина, либо (вероятнее всего) утомленное сердце, которое могло отказать и до, и после, решило отказать именно во время этой весьма несложной манипуляции. Неоспоримо одно - показательное оживление с участием заведующего "анестезиологией", четырех докторов и сестер без числа успеха не имело.
Остальные пять коек шестикоечной палаты реанимации занимал главный врач роддома Валерий Осипович Куницын.
Валерий Осипович не был гостем в нашем отделении. Начиная с 1980-о его, тогда еще главного акушера-гинеколога Московской области, частенько приносили сюда в невменяемом состоянии. Куницын бузил, уделывал диван в ординаторской (тот самый) и, получив пол-литра глюкозы и двадцать миллиграммов диазепама в вену, засыпал сном праведника.
В конечном итоге, устав от тяжкого бремени ответственности, Валерий Осипович (по собственному желанию) влился во врачебный коллектив балашихинского роддома. Однако долго оставаться на вторых ролях не мог и, сколотил собственную партию - разумеется, нового типа.
В канун одного из всенародных праздников тогдашний главврач роддома Орлов выпил лишнего. В рабочее время и на рабочем месте. То есть как обычно. В привычной компании.
Было весело. Болтали, шутили, курили. Чуть-чуть протрезвев, Орлов обнаружил в своем кабинете лишь пустые бутылки и наряд линейного контроля.
Сценарий избитый, но весьма действенный. Куницын занял место главного.
Будучи человеком энергичным и прирожденным организатором, принёс акушерско-гинекологической службе района больше пользы, чем вреда. При Валерии Осиповиче роддом вселился в новое здание и после успешного капремонта законтачил с номерными заводами (коих в Балашихе множество). За чей счет и переоснастился по последнему слову техники.
Через горкомовских и исполкомовских секретарш, которые неиссякающим потоком шли на чистки и спирали, новый главврач выбивал для коллектива заказы и премии.
При роддоме открылся кооператив, что помогло хотя бы отчасти легализовать доходы наиболее активных сотрудников.
Шефа уважали. Некоторые любили. Кое-кто боготворил. И шеф помаленьку зарвался. Во внеурочное время на "левом" миниаборте Валерий Осипович перфорировал матку и, не дожидаясь пробуждения от внутривенного наркоза, произвел лапаротомию*. Анестезиолог Тиша Николаев - выкормыш и правая рука Куницына - интубировал пострадавшую, подключил ее к респиратору, после чего помылся ассистировать. Благо, навыки имеются.
*Чревосечение.
Матку благополучно ушили. В истории болезни случай оформили как нарушенную внематочную беременность. За очередную спасенную жизнь пропустили "по маленькой" и разъехались по домам.
Очевидно, тем бы все и закончилось - с больной, неожиданно для себя обнаружившей шов на животе (за который уплачено не было), всегда можно так или иначе договориться.
Но слепая Судьба бросила не тот грузик не на ту чашу. Весы отклонились не в ту сторону, а вместе с ними - рулевое колесо куницынской "девятки".
"Девятка" протаранила рейсовый автобус. Возникла конфликтная ситуация.
Валерий Осипович по привычке обгадился и был транспортирован в околоток, где закатил грандиозную истерику. Только великодушное вмешательство главврача ЦРБ А.С. Калачева спасло Куницына от психушки. Его обмыли, переодели и изолировали в палате реанимации.
Тем временем люди Калачева по свежим следам растормошили больную, сделали ей УЗИ и, естественно, обнаружили две целые и невредимые трубы. Запахло подлогом.
Для Куницына завели две истории болезни: липовую с диагнозом ИБС - мол, не дрейфь, никому ничего не скажем - и "козырную" с анамнезом и записью психиатра. Психиатр навещала Валерия Осиповича под личиной старой знакомой. Коей она, собственно, и являлась.
Без сомнения, Куницын знал правила игры. Он уже несколько раз наведывался в ординаторскую, заводил пространные беседы, угощал сигаретами и куда-то звонил. Уважая конфиденциальность телефонных разговоров, я выходил курить на лестницу.
Тумбочка моего главного пациента была забита антидепрессантами и транквилизаторами. Он пил таблетки по собственной, усиленной схеме - вот и все лечение.
В курс дела меня ввел заведующий операционно-анестезиологическим отделением Филарет Илларионович Минеев, который был похож на печальную оглоблю и славился своей пунктуальностью, высиживая на службе от звонка до звонка - и ни минутой больше. А тут - в воскресенье! - убил добрые полчаса, чтобы передать мне этот ушат грязи. Не пролил ни капли.
Вскоре после его ухода я записал положенные на сутки четыре дневника и снова запер "козырную" историю в стол.
Принесли снимок легких ребенка. Все чисто.
Вслед за рентгенотехником в ординаторскую впорхнула лаборантка Венера.
Венера работает у нас около года. Хорошая девочка. Добросовестная, аккуратная. Помимо этих похвальных качеств нельзя не отметить пышную кудрявую шевелюру, глаза-маслины, курносый носик, рельефные губки и мускулистые ноги, неотразимую сексуальность которых всегда что-нибудь подчеркивает. Сегодня - коротенький халатик нестандартного кукольного фасона.
Венера кокетливо наклонила голову, и большой разноцветный бант, за который ей часто доставалось от наших упрятанных под нелепые крахмальные колпаки старушек, затрепетал, как бабочка.
- Здравствуйте, Олег Леонидович.
- Привет,- я не знал, что Венера сегодня дежурит, и при виде ее испытал радость столь же неподдельную, сколь и беспочвенную.
Венера никогда не подавала повода.
- Кому лейкоциты?
- Мальчику после аппендэктомии. А ты думала Куницыну?
Куницын ни в каких анализах не нуждался. Более того, он вытеснил из отделения пациентов, которые нуждались - и не только в анализах. Тем самым значительно уменьшив нагрузку на лабораторную службу, поскольку "реанимация" является их главным заказчиком.
- Я думала вам.
Аппетитно крутанув бедрами, Венера выскочила из моей "одиночки". Она со мною заигрывает или я опять принимаю желаемое за действительное?
Венера мне давно нравится. Но я робок от природы и осторожен во всех начинаниях. Опять же не хочется получить оплеуху. Хотя эпоха оплеух уже давно прошла. Тем более, что я врач, а она медсестра. Правда, эпоха субординации закончилась еще раньше.
В любом случае приличной девушке труднее сделать первый шаг. Но кто бы решился дать определение приличной девушки? И хотел ли я, чтобы Венера оказалась таковой? И потом... Попытка не пытка. Если сейчас упустить свой шанс, не позднее, чем завтра им воспользуется другой. Это - как кирпичи на стройке.
Тем более, что за последний год ситуация с прекрасным полом изменилась ненамного.
Прокуренная Наташа из "неотложки" поддалась-таки на мои неуклюжие приставания. После ночных обжиманий в коридоре она затащила меня в сестринскую раздевалку, где все и произошло. Я был шокирован. Не легкой победой и не внушительной разницей в возрасте (не в ее пользу) - первая была закономерной, а вторая очевидной, но обезображенным рубцами животом. О пяти лапаротомиях (в восемнадцать лет выпала по пьяни с пятого этажа) я узнал только, когда Наташа скинула операционную форму.
С тех пор мы общались два-три раза в месяц, когда мне становилось совсем невтерпеж.
Палата тонула во мраке. Валерий Осипович дремал, одурманенный психотропными препаратами.
Мальчик проснулся и хныкал. Его по очереди успокаивали анестезистки и операционные сестры. Я выслушал ему легкие. Как у космонавта.
- Что есть из наркотиков?
- Морфий, промедол, фентанил,- ответила толстая Женя.
Я знал ее больше семи лет - с того самого времени, когда безусый студент второго курса осчастливил своим появлением стонущую от нехватки санитаров больницу. Женя работала за троих, за словом в карман не лазила, не употребляла спиртного, курила, как паровоз и, по-моему, вообще не спала.
- Полкубика фентанила в мышцу и переводите в детскую хирургию.
- Опять развоняются,- в пятидесятикоечной детской хирургии на данный момент насчитывается три свободных места, а в шестикоечной "реанимации" - четыре.
- Скажи, что автобус у Старой Купавны перевернулся.
- Типун вам на язык,- Женя регулярно ездит этим маршрутом.
- Пардон. Тогда пусть будет "Боинг-747". На двести девяносто восемь пассажиров - триста трупов.
- Это как?
- Двое летели зайцем.
Персонал залился смехом, а я стал разрабатывать план наступления. Точнее, отступления. ЦРБ - не Боткинская, где к вопросам пола относятся просто и всегда подстрахуют. Ладно, пока все тихо. Свеженьких, если и покатят, то из "приемника", а значит мимо лаборатории... Правда, меня могут вызвать куда-нибудь на консультацию или "малую" операцию. Увы, для хирургов операции делятся на большие и малые. То есть плевые. Жаль, что наркозов "малых" не бывает.
Исчезать по-тихому нельзя. Остается компромиссный вариант.
- Жень, я в "приемник".
- Вызывали?
- Не-е, просто так. Потом, может, в урологию зайду или к хирургам.
- Надолго?
- На пару затяжек.
Кстати, а Венера курит?
- По дороге не захватите анализы?
- Почему не захвачу? Захвачу.
На всякий случай я почистил зубы. Выходя из туалета, повернул не налево - к дежурке, а направо, к подпружиненным дверям оперблока.
Правая створка жалобно пискнула. Я шепотом матюгнулся и проскользнул внутрь. Под ногой что-то хрустнуло. Я наклонился и поднял с пола небольшой металлический предмет с острыми краями. Заводной петушок. Хорошо, что у моих кроссовок подошва толстая.
Моду на талисманы ввела в свое время старшая Марфа Алексеевна. Теперь почти каждая операционная сестра имела собственный. Талисманы - в большинстве своем детские игрушки - "охраняли" дежурную бригаду от экстренной работы. Охрана, надо сказать, не слишком надежная. Лучше бы заминировали лифт или поставили у приемного покоя пулемет.
На полках стеклянного шкафа в неестественном голубовато-сиреневом свете тускло поблескивали склянки. Я выбрал ту, заветную, где старшая оставляла дежурной ректификат, не отравленный йодом или хлоргексидином. Не слитый из пробирок с шелком и кетгутом.
Если от многого брать понемножку...
Я вытащил из кармана двухсоткубовый пузырек из-под хлористого калия. Закрепив пробку лейкопластырем, на цыпочках вернулся к наружной двери и выставил свою добычу на лестницу. То-то сейчас порадуется какой-нибудь шальной интерн.
- Женя, запри, пожалуйста, дверь.
Простая, но совершенно необходимая предосторожность.
<Вечерами нас редко навещали коллеги. Зато неизвестно каким образом просачивались родственники, экскурсанты из других отделений и бомжи. Кто-то интересовался состоянием больных, кто-то алкал острых ощущений, бомжи искали похмелиться.
С полгода тому назад один страждущий проник в коридор "реанимации" и хлебнул нашатырного спирта, который вместе с формалином и другими ядами хранится в тумбочке для биопсийного материала.
Труп нашли по кровавой дорожке, которая вела на чердаке. Администрация приняла меры по ужесточению внутреннего режима, но это не помогло. Вскоре произошло нечто совершенно необъяснимое. Среди бела дня единственный туалет в отделении оказался заперт изнутри, и не просто занят - занят в течение часа. Попытки вести переговоры с неизвестным оккупантом (барабаня в дверь руками и ногами) результатов не дали. Ответом было гробовое молчание. Заподозрив неладное, позвали слесаря и взломали дверь.
На толчке сидела мертвая немолодая женщина с приспущенными грязными подштанниками. Судебные медики не обнаружили ни следов насилия на теле, ни ядовитых веществ в органах и тканях. Предположительно - коронарная смерть.
Ни персонал, ни мало-мальски коммуникабельные больные не опознали покойной - ни визуально, ни по приметам. Так и осталось загадкой, кем была эта женщина, и что она забыла в нашем туалете.
Но хватит о трупах! Давайте лучше о двухсоткубовых пузырьках с пробками из красной резины. Нет даже намека на герметичность. Одно неверное движение - и ходи потом с вонючим пятном на полхалата.
Придерживая пузырек, я мягко, как кот, спустился на первый этаж, где чуть не столкнулся с имбецилом Васей.
Даже аборигены уже не могли вспомнить, кто, когда и зачем пристроил Васю в больницу разнорабочим. Весь свой разнорабочий день, а также свободное время он проводил в подвале, где ел, спал и пил с плотниками, сантехниками и электриками.
Вася довольствовался малым. От стакана "шмурдяка" он засыпал богатырским сном. Но обладал сверхъестественным обонянием, поэтому сразу ткнул заскорузлым пальцем в мой предательски оттопырившийся карман.
- Спирт! - за неполные сорок лет Вася освоил пять или шесть основных русских слов.
Я посмотрел в мутные глаза с грязно-желтыми склерами и натянул свою самую строгую маску.
- Лекарство.
Вася задумался. И все еще переваривал полученную информацию, когда я завернул за угол.
В приемном покое незнакомый мне интерн мял очередной живот. Сестра строчила в журнале поступлений. После общего приветствия я прошел к столу и, скользя пальцем по больничной директории, позвонил в несколько отделений. Заручился чашкой чая. Всего получилось чашки четыре.
В случае непредвиденного шухера искать меня будут по составленной мною же цепочке. Тем самым я выигрываю минимум четверть часа.
Лаборатория находилась метрах в пятнадцати от меня. Коридор проходной. В непосредственной близости от заветной двери берет свое начало лестница. Свидетели могли нарисоваться с любого конца и в любой момент.
Я не спеша вышел из "приемника" и, убедившись, что путь свободен, рванул, как на пятьсот. Открыли быстро. Изо всех сил стараясь выглядеть естественно, я ужом проскользнул внутрь. Какой скользкий вечер!
- Не помешал?
- Что вы, Олег Леонидович! Вы за анализом?
Я покрутил в руках листок, в данный момент не представляющий никакой ценности. Положил его на холодильник.
- Да тут все нормально. Просто подумал... Сколько лет работаю в этой больнице, а ни разу не был в лаборатории. Не возражаешь против небольшой экскурсии?
Венера пожала плечами.
- У нас тут скромно.
И дальше что?
- Ну и такая девушка... каждую неделю вижу в отделении, а поговорить...
Как грузин с Курского вокзала.
Венера улыбнулась. Уже лучше.
-Вот, сам напрашиваюсь в гости. Не поздно для чая?
Десять минут двенадцатого.
- Я и сама собиралась.
Непохоже. На застланной банкетке лежала книжка. Интересно, что читают перед сном хорошенькие медсестры? "Дафнис и Хлоя". Ну ни фига себе!
- И как, нравится?
- М-м-м, не очень. Так, дал один знакомый.
Венера вытащила из тумбочки печенье и поставила чайник. На такой электроплитке нескоро закипит.
Только сейчас я заметил две разномастные емкости, затерявшиеся между микроскопом и штативом для пробирок, и придвинул оба имеющихся в нашем распоряжении стула как можно ближе к этому месту. И, естественно, друг к другу.
- Ну и холодрыга тут у вас! Ты не мерзнешь? - я вытащил пузырек.
- Олег Леонидович! На работе?!
- Да разве ж это работа? Сама видела.
В дверь постучали. Я потянулся за компроматом. Все знают, что врачи пьют на дежурствах. Но выступать в роли козла отпущения, даже не понюхав!
Венера жестом остановила меня. Потом поднесла к блестящим губкам свой наманикюренный пальчик и повела глазами в сторону темной каморки с реактивами. И правда, одним пузырьком больше, одним меньше. Лаборатория же!
- Открыто!
- Венер, дай заварки. У нас вся вышла.
Сестра из "глазок".
Через минуту Венера заперла наружную дверь. Я выглянул из своего убежища.
- Отбой тревоги?
- И так все дежурство.
- Тут еще я приперся.
Услышав ее малиновый смех, я испытал стеснение в штанах и бочком прошествовал к ближайшему стулу.
От второй дозы она отказалась, от третьей тоже. Мы болтали о том, о сем. Точнее, болтал я, а Венера любезно заполняла короткие паузы.
С чего начать? Провести по волосам и привлечь (слово-то какое милицейское!) к себе? Обнять за плечи? За талию?
Я увлекся и нечаянно смахнул на пол эмалированную кружку. Кружка глухо стукнулась о потертый линолеум. Бормоча извинения, я нырнул вслед. И уткнулся в теплые, бархатистые, не защищенные никакой синтетикой колени. В ушах зашумело (как потом оказалось, закипел чайник). Я сполз со стула, скользя горячими губами вверх по шелковистым бедрам. Трусы отсутствовали. Я обалдел от счастья.
Все закончилось быстрее, чем мы ожидали.
С ощутимой досадой Венера погрузила роскошный маникюр в мои ягодицы.
- Прости. Первый блин...
- Блин!
- Я давно тебя хотел.
- Я тоже.
- Значит, у меня есть шанс реабилитироваться...
За дверью вежливо кашлянули и произнесли Жениным голосом:
- Олег Леонидович! Звонили со "скорой". У Старой Купавны автобус перевернулся. Троих везут к нам.
- ← предыдущая
- Три недели из жизни лепилы (Олег Мальский) - Глава 3
- Три недели из жизни лепилы (Олег Мальский) - Глава 1
- следующая →